Город, которого уже никогда не будет: жизнь в послевоенном Грозном

Авторы проекта "Грозный. 9 городов" - о жизни после войны и об опасностях работы фотожурналиста в Чечне
Кадр из проекта "Грозный. 9 городов". Фото предоставлено организаторами
14 квітня 201513:20

Фестиваль документального кино Docudays UA подарил украинцам в этом году интересную возможность увидеть мультимедиа-проект о послевоенной Чечне "Грозный. 9 городов". Это синтез документальной фотографии, видеосъемки, фильма и интервью в форме веб-докьюментари. Это проникающий глубоко в душу визуальный рассказ о том, как может жить общество по прошествии двух войн.  

Авторы проекта - российские фотографы Мария Морина (М. М), Оксана Юшко (О. Ю.) и Ольга Кравец (О. К.) совместно с куратором Анной Шпаковой (А. Ш.) в течение четырех лет возвращались в Грозный, чтобы показать миру документальные свидетельства событий на постконфликтной территории, где религия тесно связана с общественными порядками, а законами становятся традиции и директивы власти.

Авторы проекта рассказали INSIDER о мирной жизни Грозного и об опасностях работы фотожурналиста в Чечне.

Как появилась идея поехать в Чечню

М. М.: Мы пришли к проекту с разными эмоциями. Для среднестатистического жителя России это болевая точка, о которой не хочется думать и вспоминать. Прошло – и забыли. Мой подростковый возраст пришелся на время двух чеченских войн. Тогда можно было услышать мысли вроде "Кавказ нужно отделить", "чеченцы – не люди".

Когда живешь в России и у тебя дедушка воевал во Второй мировой, в какой-то момент начинаешь верить, что твоя страна не может принимать участие в боевых действиях на стороне сил зла. Но когда вырастаешь и видишь, что происходит, - понимаешь: это не может быть правдой.

И что Чечня – это не то, что нам пытались показать. Даже в те самые времена, в 1990-е, когда СМИ в России были относительно свободными. Для меня это была болевая точка, которую хотелось расследовать.

В 2009 году мы с девочками собрались и поняли, что хотим сделать проект о Чечне.

О. Ю.: Для меня главными всегда остаются люди. Есть выражение, что война – это только часть истории. К 2009 году официальная война в Чечне закончилась – КТО (контртеррористическую операцию, - ред.) объявили завершенной.

Да, утверждение, что чеченцы – враги, врезается в память сильно. Но моя история о Чечне началась с рассказов коллег. Когда я стала заниматься документальной фотографией, встретилась с чеченцами, пережившими войну. Многие из них теперь - мои друзья. Это способствовало переосмыслению и анализу ситуации. Захотелось увидеть все своими глазами, поехать, проверить, показать другим людям.

9 городов Грозного

М. М.: Когда мы задумались над концепцией проекта, я перечитывала книгу американского писателя Торнтона Уайлдера "Теофил Норт", где рассказывалось о маленьком городке в Штатах. Там была буквально одна страница, где писатель делил этот город на 9 слоев: исторические, социальные. Паззл собрался: я поняла, что если мы поделим Чечню на социальные и политические слои, это поможет реализовать проект.

О. Ю.: Наш проект – не расследование. Мы констатируем факты. Ищем достоверную информацию, которую предоставляем зрителям, чтобы у них появилось собственное ощущение от того, что там происходит. Как будто они сами пришли и смотрят, что вокруг.

О героях

О. Ю.: Героев и истории мы искали с помощью правозащитных организаций – таких, как "Мемориал", например. Они работают с людьми, готовыми говорить публично. Для нас это было очень важно. Есть люди, которые при виде журналистов сразу говорят: "Все прекрасно, Рамзан Кадыров – лучший, а все это происходит, потому что он не знает". А есть и такие, которые готовы делиться историями, но не готовы фотографироваться. Иногда мы снимали людей без лиц.

М. М.: В итоге чаще мы давали голос тем, кто был готов идти до конца, так как они жили под веб-камерами, испытывали давление. Им угрожали и сжигали их дома. Заставляли их отрекаться от собственных детей.

О. Ю.: Если люди боялись, а страх – рефлекторное чувство, то ничего не могло его пересилить. Если люди готовы были что-то рассказать, но без имен и лиц, - мы использовали их в noname-интервью.

Те, кто рассказывал серьезные истории, действовал через правозащитников. Либо наши друзья помогали нам понять, что происходит. Такого, чтобы кто-то на улице согласился нам что-то рассказать, - не было. Разве что поверхностные вещи.

Город, которого нет

М. М.: Очевидно, что город, который в 2003 году был назван самым разрушенным на Земле, - это уже город, которого нет. Для нас это сплав эмоционального ощущения от города, вечного конфликта от того, что крепость Грозная была основана на пепелище бывших аулов, того, каким был Грозный в советское время, смешанного отношения самих жителей к нему.

С одной стороны, когда мы говорили на чеченском, нам могли сказать: "Говорите на человеческом языке". С другой – это город, где было производство, жили много национальностей, в том числе армяне и русские, были хорошие нефтепромышленные институты.

Ощущение бывшей жизни и мира до сих пор живо вместе с горечью переселений и войн.

О. Ю.: Мы изначально хотели взять какого-то героя и поездить с ним по городу, чтобы он рассказал о старых местах. Но в каждую следующую поездку мы понимали, что таких героев – тысячи, и выбрать одного не получится, ведь у каждого своя история. И мы ушли в абстракцию и символизм. Город, которого нет, – это воспоминания, образы, старые фотографии. Город, которого уже никогда не будет.

Город обычных людей

М. М.: Когда ты пережил 15 лет войны, и перерыв между ними был меньше, чем сами войны, тебе безумно хочется жить нормальной жизнью. Сосредоточиться на семье, на любви, детях. Люди очень устали от войны.

Кадр из проекта "Грозный. 9 городов". Фото предоставлено организаторами

Когда нас спрашивают, как чеченцы относятся к русским… конечно, этот конфликт невозможно забыть. Но люди прежде всего хотят жить. Прожить и идти дальше. Это сильно чувствуется, несмотря на страх, который разлит в городе, и авторитарный режим. В таком государстве не можешь себя защитить и не знаешь, что с тобой случится.

Город чужих

М. М.: Поначалу мы думали, что будем делать отдельную историю о военных и даже о цыганах, так как нужно было представить меньшинства, живущие в Чечне.

Оказалось, что меньшинства в Грозном – это военные, русские. Все они говорят о себе, как о чужих.

В нашем фильме есть прямая речь солдат, которые говорят о том, что это – чужая земля и чужая война. Что она здесь была, есть и будет.

Город женщин и Город мужчин

О. Ю.: Общество в Чечне – не просто исламское, а абсолютно "закрытая территория". Когда попадаешь туда в первый раз – кажется,  как будто ты в сказке из "1001 ночи".

"Город мужчин" и "Город женщин" – отдельные города, которые в жизни не пересекаются. Единственное событие, когда они могут пересекаться, - это лезгинка.

Мужчина и женщина танцуют. Но даже в танце они не могут дотронуться друг к другу. Так и в жизни: парень и девушка, когда встречаются, стоят на расстоянии метра.

В 2009 году (сразу после окончания официальной КТО, - ред.) девушки ходили в обтягивающей одежде. Многие мужчины после войны не вернулись, они выходили в юбках до колен и колготках в сеточку. Если в маршрутке встречали женщину в хиджабе, не садились – думали, что шахидка, и может взорвать маршрутку, что и правда случалось. Сейчас же вы не найдете ни одной девушки в коротком: на них хиджаб или платок, длинная юбка.

Кадр из проекта "Грозный. 9 городов". Фото предоставлено организаторами

В Чечне все держится на женщинах. После войны все пытаются создавать семьи, строить дома. И женщины меняют свою роль в современном обществе. Если чеченские мужчины – мачо с пистолетами и на машинах, то женщины – единственные, кто имеет возможность там работать. Для мужчин работы все меньше.

В обществе, где мужчина – доминантен, а кульминация жизни женщины – день свадьбы, они вдруг начинают приобретать голос.

Мы встречали женщин, прошедших обе войны, и, несмотря на пережитое, - они герои в наших глазах.

Город религии

М. М.: В Чечне происходит радикальная исламизация. Одна из целей главы республики – стать традиционней самых традиционных последователей ислама. В Чечне суфийский ислам – очень духовное течение. Одна из важных церемоний – зикр, то есть активная медитация. Мы были под сильным впечатлением от первого зикра. Участники – большое количество мужчин. Они образуют хоровод и постепенно входят в медитацию (у них – повиновение) и начинают говорить с Богом.

Город слуг народа

А. Ш.: Мы не хотели в проекте отображать лидеров: Путина и Кадырова как таковых. Поэтому мы запечатлели момент, когда девочки в Чечне носят майки с изображениями лидеров. Это повсеместное явление, во славу. Символика в Грозном посвящена главным героям.

М. М.: Когда мы приехали в Грозный, у меня было ощущение, что мы попали в зеркальную Москву, где тоже есть небоскребы, и, в гораздо больших количествах, висят портреты Кадырова и Путина. Тебе некуда укрыться от них.

Долго думали, как показывать правящий круг власти. Старались делать это с помощью символов. Мне кажется, очень иронично, когда люди, на 100% чувствующие себя хозяевами жизни, называют себя слугами народа.

О. Ю.: На открытии отстроенного города шла праздничная демонстрация - как в советское время. Это не укладывается в голове, потому что выглядит фальшиво.

С другой стороны – люди радуются этому. Для них - это жизнь, реальность. Они искренние перед собой.

Они пережили войны и для них даже пройти в шествии с портретами Кадырова – праздник. Кстати, многие люди нам говорили, что все плохое – от чиновников, но не по вине Рамзана Кадырова.

Выставка в Киеве. Фото автора

Город войны

А.Ш.: Мы не хотели посвящать этот город боевым действиям. Мы посвятили его героям, которые являются жертвами и первой войны, и т.н. постконфликтного периода (а мы считаем, что конфликт еще существует). Это был последний кусок нашей работы. Мы подошли к нему в конце проекта, чтобы нам позволили его завершить.

М. М.: Сейчас идет скрытая война и произошла т.н. "чеченизация вопроса": когда Россия переложила роль полицейского на самих чеченцев. А та война, 20-летняя, она осталась и пронизывает все. Опыт конфликта и войны есть во всем. Но мы в работе сфокусировались на том, что происходит сейчас: на похищениях и пытках.

Мы столкнулись с вопросом: как рассказывать о людях, переживших пытки? Когда получаешь информацию, но у тебя нет аналогичного опыта, ты никак не соотносишь ее с собой. Правозащитники передавали нам видео с мобильных телефонов физического насилия над людьми. Мы думали, будем ли использовать его, и решили, что пойдем по пути следственной фотографии – съемок мест.

А. Ш.:  Это концептуальное окончание нашего проекта. Двойные фотографии – это герои и места, где произошли с ними те или иные события: похищения, убийства. Их истории рассказаны в подписях, но мы решили не визуализировать их, отчасти - из этических соображений.

Мне кажется, вы множите зло, когда, не думая, используете шокирующий контент в проектах. Всегда нужно думать о том, не увеличиваете ли вы страдания жертв.

Жизнь после войны

О. Ю.: В какой-то из дней мы общались с людьми, они говорят: "Мы завтра с вами не можем встретиться – сажаем деревья". Это приказ сверху всем организациям. С одной стороны – можно приветствовать такие общественные работы. С другой - это же делается методом кнута. Да, все моется, приводится в должный вид. Но все это – наносное. Если вы едете по центральному проспекту, видно, что многие дома просто облицованы. Есть фасады, которые выглядят, как в Питере, а внутри – та же старая начинка. Пункты временного размещения – это старые общежития, обнесенные сайдингом.

Есть поговорка: если бы в кроссворде был такой вопрос: "Город сайдинга?" Ответ был бы: "Грозный".

Восстанавливают в основном центральные районы, а не отдаленные. А вот район, в котором был родовой дом Доку Умарова (последнего президента Чеченской Республики Ичкерия, - ред.) – нетронут, он считается как бы прокаженным.

Кадр из проекта "Грозный. 9 городов". Фото предоставлено организаторами

Построить дом – самое важное для чеченцев. Если он был разрушен, от правительства есть компенсация. Но выбить ее – тоже вопрос. Кто ближе к "кормушке" – может это сделать, кто дальше – вряд ли. Тем, кто живет в ПВР, чтобы получить квартиру, нужно иметь связи с правительством.

В обычной чеченской семье детей много, родители работают. Они никогда в жизни не поедут в отпуск, а будут складывать деньги, чтобы построить дом. Это первое, что они сделают.

В Грозном есть киноконцертный зал, а ключевым днем культуры является 5 октября – День города, День молодежи и день рождения Рамзана Кадырова. Вся культура вертится вокруг этого единственного центра.

Об опасности съемок в Чечне

А. Ш.: Когда работаешь на территории, не защищенной законом, в условиях страха, запрета и контроля, стараешься действовать через правозащитные организации или отдельных правозащитников, чтобы получить возможность снять что-то, кроме официальных праздников и обрядов. Общество в Чечне очень закрытое, попасть к людям и в семьи тяжело.

О.Ю.: Мы старались избегать совсем уж опасных моментов. Все-таки это постконфликтная территория. Да, были взрывы, захват парламента, когда погибли люди и объявили КТО. Мы туда поехали. Были ситуации, когда мы сталкивались с очень агрессивным поведением мужчин с оружием. В этот момент чувствовали себя незащищенными. Но это не настолько уж опасные ситуации.

Как-то мы с Машей ехали в машине в аэропорт, и я из окна сделала фотографию блокпоста. Дурацкая была идея, рефлективно получилось, и я себя потом ругала. Нас остановили, и только благодаря нашему водителю, который работал с правозащитными организациями, все обошлось.

Однажды нам удалось снять первый разрешенный официальный стрит-рейсинг в Чечне. Тогда 20 тысяч мужчин из Чечни, Ингушетии приехали в одну ночь для участия в гонках на машинах. Тогда присутствовали 8 женщин, включая нас.

М.М.: В 2012 году были выборы президента России. На Кавказе выборы контролировались очень жестко. Люди и сами приходили, но мы также видели карусели. Есть стандартная практика: когда заброшены бюллетени, их высыпают. И если был большой вброс, это видно. Обычно журналистам позволяют сфотографировать процесс. Мы выбрали последний участок и были вдвоем.

Это открытая публичная ситуация. А чеченские власти иногда запрещают снимать их. Вот мы настояли на том, чтобы сфотографировать выброс и остались в уже закрытом участке. Мы расслабились и пропустили момент, когда конфликт перешел в неуправляемую стадию. У дежурных  в избирательном участке началась паника. Они вызвали ОМОН, и он нас оттуда "вынес". Когда чеченский омоновец-мужчина прикасается к девушке в общественном пространстве – это означает, что дела пошли очень плохо.

Правила одежды мы соблюдали, потому что не хотели привлекать к себе лишнее внимание.

Как-то раз мы ехали снимать зикр (исламская духовная практика, – ред.) на кладбище, в котором принимал участие Кадыров, нашу маршрутку с репортерами остановили. На следующий день нам объяснили, что это – из-за нас: не хотели пускать женщин. Не пустили всех, так как объяснять, что нельзя только женщинам, было невежливо. Мужчины тоже не попали на съемку.

Читайте также: Чеський режисер Їржі Стейскал: Я думав, для знайомства з українцями обов'язково потрібна пляшка

Розділи :
Якщо ви знайшли помилку на цiй сторiнцi, видiлiть її мишкою та натисніть Ctrl+Enter

КОМЕНТАРІ

14.11.2018, 14:17
Додати
Система Orphus